Нужно понимать, что супервизия и «клинические ателье» — это совершенно разные вещи, хотя, и в том, и в другом случае речь идет о работе клинициста. Сам Фрейд, когда работал со своими пациентами, двигался в двух направлениях: с одной стороны, исследовал своих пациентов, с другой – занимался самоанализом. Соответственно, все открытия Фрейда были связаны и с клинической работой, и с тем, что он выносил из собственного анализа. И здесь невозможно отделить одно от другого, нельзя сказать, что одна практика доминирует над другой. Это две составляющие, благодаря которым возник психоанализ и благодаря которым он развивался. Экстраполируя это на работу терапевта, клинициста мы можем отметить, что он сам работает с пациентами, и, одновременно, в ходе своей работы он встречается с такими моментами (трудностями, сложностями), которые обусловлены тем, что он сам – живой человек, у него есть свои симптомы, свое бессознательное, которое, так или иначе, участвует в его клинической работе.
Для этого и существует практика личного анализа?
Да, никто не отменяет этой практики, в ходе которой аналитик (или любой другой терапевт) делает свои собственные открытия, однако, существует и такой специфический опыт любого клинициста, который называется супервизией. Он состоит в том, что терапевт может обратиться к более опытному коллеге со своими вопросами, с которыми он столкнулся, так или иначе, в своей клинической работе. Терапевт представляет свои проблемы, затруднения, с которыми он встретился в работе, своему коллеге, как свои собственные симптомы. И это называется супервизией.
То есть супервизия по сути не отличается от личного анализа?
В каком-то смысле — да. Когда человек приходит на личный анализ или терапию, он жалуется на какие-то свои симптомы и это является отправной точкой для личной терапии. На супервизии происходит нечто подобное – единственное, человек говорит не о симптомах, связанных с личной жизнью, семьей и так далее, а исключительно о работе с каким-то конкретным пациентом. Супервизор обращается с терапевтом как аналитик, то есть воспринимает его трудности как любые другие симптомы. Поэтому невозможно разграничить супервизию и личный анализ, личную терапию. При этом все-таки, существует отдельная практика супервизии, в которой присутствует момент обучения. Несмотря на то, что отправной точкой работы являются какие-то симптомы, это — общение коллеги с коллегой. Супервизор может дать совет, рекомендации – исходя из собственного опыта. То есть здесь появляется возможность обучения у «мастера», человека, у которого есть больший, или «другой», опыт.
Что представляет из себя такое обучение? Речь идет о совместном «разборе» случая?
Часто супервизия мыслится как попытка совместного разбора, условно говоря, «болезни» пациента. Существует такая версия понимания супервизии, что на приеме у супервизора помимо аналитика незримо присутствует и пациент. Мы с коллегами не согласны с такой точкой зрения. Единственный, кто присутствует, и кто говорит на супервизии – это все-таки аналитик. Я могу считать, что природа моих чувств связана с пациентом, но все равно, это – мои чувства, это мой невроз, мое бессознательное. И то, с чем имеет дело супервизор на сеансе – с самим аналитиком, как с субъектом, с его симптомами, с его особенностями, его неудачами. Таким образом, мы не разбираем какой-то случай, мы исследуем симптомы, которые дают о себе знать в связи с конкретным случаем. Но это симптомы самого аналитика, а не его пациента. Соответственно, ответ, который дает супервизор, адресован спрашивающему – коллеге, супервизируемому. Поэтому практика супервизии в лакановском психоанализе исключает присутствие третьего лица, это всегда встреча «тет-а-тет». В нашем подходе неприемлемы такие термины, как «групповая супервизия» или «групповой анализ».
Записаться на прием к психологу, психоаналитику вы можете по телефону